Повыше Балахны, на высоких глинистых горах Кирилловых да на горе Оползне, вытянувшись вдоль левого берега Волги, стоит село Городец. Кругом его много слобод и деревушек. Они с Городцом воедино слились. Исстари там ребятишек много подкидывают. Из подкидышей целой губернии половина на долю Городца приходится. Хоть поется в
бурлацкой песне...
Смолкли певуны, не допели разудалой
бурлацкой песни, что поминает все прибрежье Волги-матушки от Рыбной до Астрахани, поминает соблазны и заманчивые искушенья, большею частью рабочему люду недоступные, потому что у каждого в кармане-то не очень густо живет.
— Не знаю-с, — отвечал майор. — Знаю только, что он целый вечер точно
бурлацкую песню тянул «а-о-е», а живого слова не выберешь.
— Chère Антонина Сергеевна! — крикнул Нике, стоявший позади кресла своей матери. — Vous n'êtes pas fin de siècle. По крайней мере, on a le courage de son opinion!.. Ventrebleu! [Вы словно бы не живете в конце века. Теперь не боятся иметь свое мнение!.. Черт возьми! (фр.).] A прежде только напивались и пели
бурлацкие песни.
Взглянул приказчик на реку — видит, ото всех баржей плывут к берегу лодки, на каждой человек по семи, по восьми сидит. Слепых в смолокуровском караване было наполовину. На всем Низовье по городам, в Камышах и на рыбных ватагах исстари много народу без глаз проживает. Про Астрахань, что бурлаками Разгуляй-городок прозвана, в путевой
бурлацкой песне поется...
Неточные совпадения
Цветы и ленты на шляпе, вся веселится
бурлацкая ватага, прощаясь с любовницами и женами, высокими, стройными, в монистах и лентах; хороводы,
песни, кипит вся площадь, а носильщики между тем при криках, бранях и понуканьях, нацепляя крючком по девяти пудов себе на спину, с шумом сыплют горох и пшеницу в глубокие суда, валят кули с овсом и крупой, и далече виднеют по всей площади кучи наваленных в пирамиду, как ядра, мешков, и громадно выглядывает весь хлебный арсенал, пока не перегрузится весь в глубокие суда-суряки [Суда-суряки — суда, получившие свое название от реки Суры.] и не понесется гусем вместе с весенними льдами бесконечный флот.
В
песни говорилось про широкое раздолье степей, про матушку-Волгу, про разгульное
бурлацкое житье.
Я сидел один на носу парохода и смотрел на каждое еще так недавно исшаганное местечко, вспоминал всякую мелочь, и все время неотступно меня преследовала
песня бурлацкая...
Между прочим, здесь мне кинулись в глаза несколько
бурлацких групп, которые отличались от всех других тем, что среди них не слышалось шума и говора, не вырывалась
песня или веселая прибаутка, а, напротив, какая-то мертвая тишина и неподвижность делала их заметными среди других бурлаков.
По лону могучей реки, вместо унылых напевов про Лазаря, вместо удалых
песен про батьку атамана Стеньку Разина, вместо
бурлацкого стона про дубинушку, слышится теперь лишь один несмолкаемый шум воды под колесами да резкие свистки пароходов.